вию. Я не зря беру эти деньги, а для того, чтобы семье помогать.
26. Работа моя была не такая, какую я делал когда-то в своей жизни. Теперь я не думаю, чего думал раньше и не делал я теперь. Моя практическая задача — приготовить себя в чистеньком одеянии. Люди привыкли смотреть на чистоту, которая им показывала. На мне была рубашка серенькая, брюки шевиотовые в полосочку под утюг.
27. В поезд надо заходить без всякой запасной вещи. Я уже научился как сам собою жить, — не так как все люди из-за одного запаса живут. Я этим не нуждался и не хочу, чтобы кто этим делом занимался: нес с собою мешки. Это показатель.
28. Я вместе с пассажирами проходил в вагон. Меня не знал проводник, он не мог меня завернуть, чтобы я не лез в его вагон: он меня считал своим. Я также по первости заставлял себя обслуживать транспорт: он меня как истца пропускал без всяких оплат, я был для него неизвестен. Только я начинал этого делать для того, чтобы меня знал сам транспорт.
«Уважаемая редакция «Гудок!» Пишет вам бывший Главный кондуктор грузовых поездов Световцов Николай Григорьевич, кондукторского резерва ст. Каменоломни Ростовского отделения С. К. Ж. Д.
В начале 50-х годов я вел поезд из Лихой. На станции Зверево была проверка документов о грузе. Документы на поезд находились у меня, как и было положено в те времена. Моей обязанностью было зайти в контору для проверки коммерческих документов, что я и сделал. Мне вручили путевую записку на отправление, я ее передал машинисту паровоза и пошел на тормозную площадку. Вижу, стоит человек в черных трусах богатырского телосложения. Дело было зимой, я в валенках, тулупе, да и температура где-то под 40° С мороза, а он на тормозной площадке был в одних трусах и босиком — только бесконечно перетаптывается. Только я взялся за поручни, чтобы влезть на тормозную площадку, как слышу голос: «Здравствуй, Главный. Только ты меня не боись». Я его не боялся поскольку слухи о нем ходили. Вот так мы и ехали с ним на тормозной площадке от ст. Зверево