основного и прошел по всем кишкам. Моя эта вся работа первая: попасть в рот, а выйти в задний проход. Это самолечение с теоретической стороны.
52. А практически своими пальцами я держал только ее глаза, пока тетечка сказала, что слышит мой палец. Я спросил ее, а какой она свет видит в глазах? Она ответила: черный свет, серый, синий свет — глаза были верные. А я тогда своим мозгом пробирался по той местности, по которой приходилось самому умирать. После всего этого открылись ее глаза.
53. Я в этом хочу себя прославить. Они посчитали меня святым человекрм. Я им не признавался, кто я таков, но знал, что когда я был в их хуторе еще при царе, они жили нехорошо. А сейчас советская власть заставила отдать плохое для того, чтобы жить хорошо. Поэтому я их оставил в покое, а сам брызнул через балку на русское село. Армянам свое впечатление оставил.
54. А за мной погоню устроили те люди, которые хотели меня прибрать к рукам закона; они посчитали меня за беспризорника. Я ушел через реку к Генеральному, селу. Пробрался на хуторок; люди мое тело обнаружили, стали смеяться. Я переживал, не кушал, не пил воды, все испытывал силы свои.
55. Я остановился на кургане, на независимом месте, стал думать про свое дело. Ко мне три тракториста черных в мазуте подошли и на расстоянии стали у меня спрашивать, что я за человек такой? Я им стал правду рассказывать как раз перед заходом солнца. Они меня слушали, хотели мне помочь, пригласили к себе в будку.
56. Я долго не соглашался, а потом согласился пойти. На стене в будке висел портрет Сталина. Я умел говорить, умел отвечать. За мое хорошее они меня покормили своею полевою пшенной кашею; Я тут же сдался — после еды у меня образовался сон. Я заснул. Меня трактористы на свою сторону переманили, за мой рассказ сделали зависимым человеком, — ПРОИГРАЛ Я СИЛЫ ВОЛИ НЕЗАВИСИМОСТИ.
57. А тогда проводилась кампания: всех нетрудоспособных попрошаек, пьяниц убирали с дороги. И я попал. Слышу голос говорит в мой адрес: «Кто вам давал такое право в бригаду советскую приглашать незнакомого человека?».
58. Я тогда, поднимаюсь и говорю: — Я человек советский. Знаю хорошо, что мой поступок правильный. Если вам
