разговаривать не станет». Она мне в ответ: «Проси Учителя!» — да как же я буду просить Его, когда Он сейчас такой разоренный! А в кабинете у прокурора крик, шум. И вот, наша очередь заходить в кабинет. Зашли:

—  Здравствуйте!

— Здравствуйте, вы откуда?

—  Из Ворошиловоградской области, хутор Боги. Моей сестры муж находится у вас в психбольнице, Иванов Порфирий Корнеевич. Прокурор говорит: «Я знаю. Что вы хотели?» А я платочек развязываю свой, а из пальцев кровь побежала. Он протянул руку, взял вежливо мой платочек — развязал его. Я никогда не плачу, а тут у меня слезы капают. Я ему говорю: «Я ничего не хотела от вас, только разрешите нам свидание с Ивановым и передачку хоть маленькую Ему передать». Он говорит: «Не имею права-власти, у нас такой порядок: в чужие дела не вмешиваться. Идите к прокурору в Кировоград». А я ему говорю: «Пешком меня ноги не донесут — и вот эту старушку. У нас нет ни копейки денег. Я вас умоляюще прошу: раз нельзя свидание, то хоть этот вот килограмм абрикос передать — на больше денег нет». А он свое: «Не имею права. Я и понимаю, но не могу». Все наши просьбы были безполезны. И даже позвонить в Кировоград отказался. И так мы ни с чем ушли. Делать нечего: купили мы обратные билеты, купили два пирожка по 5 копеек, на вокзале переночевали и поехали. Что делать — не знаю! Приезжаем домой и говорим сыну Учителя, Яшке: «Вот такие дела». Он собирается ехать в Ростов к следователю, нанимает адвоката. Учителю назначают в Одессе экспертизу — действительно ли Он невменяем. Если Он вменяем, то будут судить якобы за шарлатанство и за эту тысячу шестьсот рублей. Через некоторое время назначают суд в Бобренцах. Я говорю: «Мария Матвеевна, голубка, поехали!» Приезжаем, Учителя ведут побритого в огромных тяжелых ботинках, в штанах и в голубой рубашке. Я вижу как сейчас, как Он шел по коридору в этих ботинках. Адвокат дал Ему совет на суде молчать— в этом только спасение. Никто не спасет,