мои силы заставили со мною разговаривать. Подходил и к еврею, он тоже не против моего пребывания.
25. Я им говорю: — это вас положили те люди, которым вы не понравились; я их тело расцеловал бы и выпустил на ту свободу, где им бы пришлось так гулять, как они бы не гуляли. Это же человек — ценность во всем, а мы здоровые люди не хотим им помогать; позакрывали в палатки на железные ключи и держали их там.
26. Я любовь к этим людям заимел; я с ним лег, полежал, — он меня обгладил, не ударил. К человеку нужен подход, а мы сами не научились и не учим других. Какая благодать с этим народом жить, который также со мной ходит в мастерскую работать, им дают кружку какао да белого хлеба кусок. Я знаю этого больного, с кем жил радушно. Это же человек, которому мы не дали жизни, а засадили его навеки в могилу.
27. Я сюда даром не попал, а пишу точный анализ строго пострадавших от санитара больных, — они от санитара переживают. Как захочет санитар поступить, так и поступит, — не даст тебе за что-либо кушать, и кому пожалуешься, — маме, папе, если врач верит санитару? А санитар служит врачу, не защищает больного, а идут все против больного, это не место и не лечение. Не помогают болезни, капризничают болезни.
28. У нас прогрессирующая койка. Ее на сегодня нужно упразднить, т. е. чтобы эта койка не держала этого безвинного человека, кого мы держим неправильно.
29. Мы же этого человека у себя зародили. Он себя между нами показал за наше не равнодушие. За то нас природа и наказывает другими болезнями, чтобы мы знали.
30. Этому больному, который здесь годами лежит хроник, — ему только стена может помочь, если он об нее ударится и разобьется совсем головой. Но он не хочет умирать, он десятками годов лежит и думает от этого избежать. Но никто ему, кроме меня одного не пошел на такую мысль. Я заступился за этого человека и сейчас все для этого делаю.
31. Хочу сказать, что есть в Природе. Это я буду тот человек, кто полюбил все особенные болезни. И оне есть на человеке. Я их не имею уже, хочу сказать: их не будет иметь и каждый человек больной, лишь бы пути были. Ему нету развития, чтобы получить от Природы самолечение.
32. Мы не видели и не слышали его мучение, он гнил в койке, он здесь тает, беззаветный. Я ему свидетель. Он с