подняла свою левую ногу в гору, а куда она бросит — это не ее будет дело; наше дело — поднять, а потом эта нога сама дорогу найдет. Так оно и получилось: она тянет воздух в себя крепко до отказу — и в эту минуту поднимает свою ногу вверх. Я был каждому ее шагу хозяин. Мы занимаемся много времени; но это пришло, когда применялось все физическое состояние. Все напрягал на ее воздушные силы. Я ее из комнаты на двор вывел, моя забота была об ее здоровии, чтобы заставить ее ходить своими силами за шесть часов времени. Я ее попросил взять тяпку, она взяла ее в руки и тяпает картошку. Вот какие совершились на этом руднике дела
47. Я пришел к Фирсу Ивановичу и сказал, чтобы они пошли посмотрели на такие качества. Ни слова не говоря, он сейчас же пошел это дело освидетельствовать. После чего он пришел и попросил меня помочь ему: много лет его мучила болезнь — под левой стороной бока кололо очень крепко. Куда он только не обращался, — болезнь не проходила. А после моего совета он почувствовал иное, — хорошо ему стало. Фирс говорит: «Я выполнил его совет, и мне стало хорошо».
48. Все люди живые хотят здоровие, а я не имею права это без науки врачей делать. Я стал выходить из этого положения, чтобы больше не лечить этих людей, — им конца и краю нет. Я написал в Свердловский здравотдел письмо с предложением о Моем методе, я написал за его пользу. Больной взял это письмо и понес его в здравотдел; он был парализован и сам лично рассказал за Бочарову Евдокию, что она не ходила ногами, а теперь — после его совета — ходит и даже работает во дворе.
Но этому делу помешали те, кто ошибся меня признать умолишенным, и заставили себя меня прибрать к рукам. Я этого не знал, я тогда не был знахарь или какой врач.
49. По развитию истории я есть второй человек, чем когда это был человек, он захотел сам себя потерять. Я тут как истец этому делу, которое когда-то меня заставило с Природою бороться и хвалиться силами. А я здесь в этой местности сам себя так небывало себя показал не для того, чтобы от этого психически заболеть, как подумали об этом врачи. Я не навязывал никому свое и не просил никого. Я только с шахтерами вел речь о Природе, на которую они были обижены: она им не давала тихо жить, бурлила в их работе и заставляла бедно в то время жить. Я как истец этого дела со своим намерением к ним приклонился, у них спраши-